Библиотека > Эпические дневники > Проза мирной жизни

Проза мирной жизни
РИ "Аман-2003",
Санкт-Петербург - Заходское - Комарово, 16-17 августа 2003 года

Необходимое предисловие.
Я призываю всех, открывших сейчас этот отчет, сделать глубокий вдох и выдох. У меня нет намерения бросаться обвинениями и разводить критику. Если таковое в тексте все же присутствует, то это следует списать на стиль изложения, отказаться от которого я не могу, ибо он есть часть моей природы.

Рецепт компота

Поездка вышла совсем не однозначная. С одной стороны - игра действительно была сорвана, и то, что было на второй день, было отчаянной попыткой нескольких десятков человек спасти себе выходные. С другой стороны - пропало желание кого бы то ни было ругать, даже пресловутых "грибных", после встречи с которыми любое упоминание о грибах вызывало рвотные позывы у доброй половины полигона, начиная с главмастера. Наоборот, хочется разложить весь получившийся компот на составляющие и понять, съедобен он или нет.

Знаете, сейчас скажу банальность. Обычно, когда едешь на игру, примерно представляешь, какого рода впечатления привезешь. Как будто совершаешь покупку в магазине. Аманка оказалась похожей на покупку в китайской лавке сувениров - покупаешь пакет, вскрываешь его и обнаруживаешь там помимо того, что тебе было нужно, еще ворох всякостей, с которыми не знаешь, что будешь дальше делать.

Подобное у меня в первый раз. Раздумывая о том, поехать ли на игру, я встретилась с главмастером и спросила, нужно ли и чем можно помочь. Я была готова к тому, что придется затыкать собой какие-то дырки, возможно даже количеством более одной. Я заранее настроила себя на то, что мое удовольствие от игры будет состоять не в единении с персонажем и не в переживании его чувств, а в том, что другие игроки, играя рядом со мной, получат от меня то, что они желают увидеть. Некоторые пожелания были до банальности банальны - когда я только получила просьбу устроить на игре по игре танцкласс, у меня уже была примерная его программа и вводная, с которой я этот танцкласс потащу в игровую канву.

Моя заявка на игру выглядела следующим образом:

- Кхамул, а у тебя есть какие-нибудь пожелания?
- Мне нужны игроки, которые будут подталкивать игру во Втором и Третьем Домах. С Первым-то проблем нет…
(С Первым никогда проблем нет. Потому что всегда полно желающих.)
- Ноэль, - я гляжу сквозь всех, прижимая к лицу прохладный кубок с соком. - Ты какой Дом предпочитаешь?
- Что-то мне подсказывает, - говорит Ноэль, которую моя идея с затыканием дыр в конце концов склонила к тому, чтобы поехать на Аманку, - что мы с тобой будем в разных Домах.
Вверх летит монетка - жетончик питерского метрополитена.
- Буква М - Второй Дом. Надпись "Санкт-Петербург" - Третий. Гадаем на меня.
Наклоняюсь. С ковра на меня смотрит буква М. Это значит - Второй Дом, то, что я давно собиралась сыграть, ибо никак себе не представляю.
Тремя днями позже мне говорят, что в Третьем доме есть дырка с ролью Галадриэль. Ноэль от этой роли отказывается. Еще пару дней я мучаюсь сомнениями, после чего предстаю перед Кхамулом:
- Если тебя устроит Галадриэль в моем лице, то я готова играть.
- Я был бы счастлив.
Спустя еще три дня я поднимаю трубку и набираю номер Эйлиан.
- Здравствуй, это Келебриан. Возможно, ты припомнишь меня, мы пересекались на некоторых играх. На Аманке я буду играть твою сестру. Есть ли принципиальные возражения?
Принципиальных возражений не оказалось.

Вот так я оказалась на игре в весьма странном положении: с одной стороны, я ехала не совсем как игрок, поэтому и мой взгляд на вещи был не совсем как у игрока. Вот почему при столкновении с проблемой "грибных" во мне родилось не возмущение из серии "Эти козлы зарубили мне игру! Какого черта я сюда ехала аж из Москвы?", а размышление типа "Если сейчас найти несколько человек, которые пожертвуют своей игрой ради локализации конфликта, то смогут ли все остальные продолжить играть? Можем ли мы еще хоть что-то спасти?". С другой стороны, я все-таки не мастер, и мой взгляд на вещи был не совсем как у мастера. Именно поэтому, когда мы поняли, что на полигоне в Заходском нам уже ничего не светит, я не разделяла общих мрачных настроений и не принимала участия в попытках выяснения, кто же все-таки виноват.

Я совершенно не жалею о том, что поехала. Это была своего рода экспа, а она никогда не бывает лишней. Мне трудно сказать, достигнуты ли поставленные мною цели - об этом не мне судить. Я ехала с целью помочь Кхамулу - только он может сказать, видел ли он помощь и была ли она ценной. Еще сложнее все-таки с моей ролью. Здесь я заранее была готова к разочарованиям, потому что представления об Артанис у каждого более-менее свои, даже если в большинстве случаев они относятся к Третьей Эпохе. Сыграть ее так, чтобы все получили ожидаемое - это задачка сродни попытке угодить всем, что сделать на практике никогда не удается. В данном случае мой приоритет сдвигался в сторону семьи - чтобы люди, игравшие моих родителей и братьев, получили дочь и сестру соответственно. Сейчас я сама могу сказать одно: для Артаресто, Ангарато и Айканаро я, скорее всего, оказалась пустым местом (равно как, по правде сказать, и они для меня, но это уже вторично). Amme на игре не было, так что слово за отцом и Финдарато, то есть Иваном и Эйлиан.

В итоге мною на игре, то есть в воскресенье, был отыгран всего один эпизод, зато полноценно, от начала и до конца, от завязки через кульминацию к развязке. В связи с переменой полигона, исчезновением с игры некоторых игроков и необходимостью пересмотра игровой композиции, для меня особенно ценно то, что у меня было что-то завершенное. Я расскажу об этом, ибо этот эпизод для меня очень важен, так как он явился уроком не только для Артанис, но и для меня самой. И на этом месте мне хочется поблагодарить девушку, сыгравшую Ниэнну, за наше с ней игровое взаимодействие. Я не люблю списочные благодарности, но делаю это здесь, потому что не знаю, хватит ли силы языка моего повествования для того, чтобы передать, что она для меня сделала.

Урок понимания

Был праздник, играла музыка, и я танцевала. Прежде всех с Финдарато - брат попросил подарить ему первый танец на моем первом празднике, и я была рада это сделать. Далее играла Лехтанарэ, и девы в кругу танцевали по очереди, передавая друг другу место в центре круга и внимание зрителей. Я подошла, привлеченная танцем ваниэ Амариэ, и вдруг она уступила круг мне. Я вышла в центр, и кружилась, и руки мои взлетали в такт мелодии, а глаза заглядывали в лица смотрящих на меня. Я уже выбрала деву, которой передам право танцевать круг после меня, и протянула к ней руку, как внезапно мелодия оборвалась.

В круг вошел Куруфинвэ Феанаро.

Он говорил мне о моей красоте и о моих волосах, которые привлекали его. Он попросил у меня прядь моих волос, чтобы заключить их в камень.

Мысленно я взяла ножницы, поднесла их к волосам... Отрезанный локон был неживым, чужим. Он выскользнул из руки и, падая, рассыпался пеплом. Я испугалась. Мне стало безумно жаль волос, и я сказала "Нет".

Куруфинвэ резко развернулся и ушел, черный лицом. Я непроизвольно потянулась к волосам и скрутила их в узел, желая спрятать ото всех, как будто это что-то меняло.

(Комментарий игрока. Ну естественно, мне опять отказала память. К моменту этого праздника мне удалось плотно забыть и то, что написано в текстах, и то, о чем предупреждал меня перед игрой Кхамул. Когда я готовилась к игре, то я сочинила три ответа Феанору на все три его просьбы, хотя в упор не представляла, как однажды посланный Феанор придет во второй раз, и уж тем более не могла вообразить, в какое место придется заткнуть свою гордость дважды посланному Феанору, чтобы прийти с той же просьбой в третий раз. В общем, когда я, едва закончив танцевать, увидела рядом с собой Феанора, меня как током ударило - я вдруг поняла, зачем он пришел и что он сейчас будет говорить. У меня из головы повылетали все красивые слова, которыми я собиралась ему отвечать. Осталось ощущение панического ужаса, вроде того, которое я испытывала в детстве, сидя в лаборатории районной поликлиники, куда меня приводили силой, когда жуткая тетка в белом халате тянула ко мне руки с ланцетом, говоря "Не упирайся, всего-то укус комарика". К слову сказать, у меня при себе были ножницы, на случай, если игра пойдет по своей логике, не вписывающейся в тексты. Но это был явственно не тот случай.)

Ко мне подошла Лаурэльдэ, моя родственница по отцу, и принялась говорить мне, что я недостойна называться потомком своих предков, перечислив их практических всех. Она говорила много и сумбурно, неоднократно обвиняя меня, и потом прибавила, что, если бы Куруфинвэ попросил ее саму о такой малости, как прядь волос, она бы отдала ему ее не задумываясь. (Она сравнивает мои волосы с её волосами - выводы меня не удивляют.) Я собралась ей возразить, но она перебила меня новым потоком обвинений, потом бросила что-то, что по замыслу должно было меня окончательно добить, и гордо удалилась. Я крикнула ей вслед, желая оставить за собой последнее слово:

- Если ты желаешь, то можешь отдать ему все свои волосы! Пусть он обреет твою голову!

Валмар слышал только мои последние слова. На меня оборачивались. Кажется, на несколько минут в Валмаре замер праздник. Я шла, и меня провожали взгляды.

Меня остановил отец. Он спросил, что произошло - видимо, до него донеслись отголоски возмущения в Валмаре. Я рассказала ему о просьбе Куруфинвэ, порицании Лаурэльдэ и своих словах настолько точно, насколько могла это повторить. Потом пересказала то же самое для подошедшего Финвэ. Удивительно, что так бывает - они считали меня правой, но несущей ответственность за последствия. А в списке последствий - разжигание розни между домами сыновей Финвэ - это мне в качестве обвинения бросала Лаурэльдэ, об этом же говорил отец, высказывая свои опасения. Это было странно - на высказанную просьбу можно ответить согласием или отказом, и любой из этих двух ответов естественен. С чего мой отказ породил такую бурю возмущения? Финвэ обещал поговорить со своим старшим сыном, потому как никому кроме него делать это не было никакого смысла. Отец же попросил меня научиться смирять гордыню. Я поняла это так, что сейчас надо заткнуть эту гордыню подальше и идти мириться. Мириться с Лаурэльдэ в мои планы не входило, а реакцию Куруфинвэ я самой себе объяснить не могла. Остановилась на том, что решила поговорить с его сыновьями, благо это мне всегда удавалось, а Лаурэльдэ оставить на волю Валар.

Спросив у отца разрешения покинуть праздник - он был несколько удивлен, но запрещать не стал - я удалилась. Я была все еще слегка вне себя, и праздник более не доставлял мне удовольствия.

По дороге из Валмара меня догнал Финдарато. Он спросил меня, почему я ухожу - я ему объяснила, повторенное неоднократно объяснение лилось с языка само. Брат возмутился, начал кричать что-то типа "Да как они посмели!", и мне пришлось его даже осаживать - осмысленную причину кричать в данной ситуации из нас двоих имела только я, и раз я этого не делала, значит, дело не стоило крика.

Финдарато сопровождал меня до Тириона, и по дороге мы с ним обсудили еще раз все, что произошло. Никаких особенных выводов не сделали - все, что было произнесено братом, уже до этого сказал отец. Неизвестно как мы свернули с дороги и оказались на побережье - и ноги сами вынесли нас к воде. Тема разговора сменилась: брат рассказывал про водопад к северу от Альквалондэ, я немножко расспрашивала, и мы оба пожалели о том, что сейчас под рукой нет лодки, чтобы сплавать куда-нибудь. Потом мы прошли берегом и попали в Альквалондэ, откуда я решила все-таки направиться домой, а Финдарато - снова на праздник.

Я наслаждалась этим ощущением - сознанием того, что я не одна, что за спиной мой брат, который, если понадобится, готов стать мне защитой от любой напасти. Финдарато зачастую опекал меня и очень гордился мною. Он не уставал повторять мне, что я обладаю необычной красотой, и, со временем, когда мне это начали говорить другие, я твердо поверила в это. В ответ на вопросы о его сердечных привязанностях Финдарато обычно отвечал, что их нет, потому что он не знает девушки, что была бы прекраснее его сестры.

Дома я на некоторое время осталась одна, пока Финдарато не вернулся из Валмара. Вернувшись, он поделился новостью - оказалось, что после конфликта на празднике уже появились сочувствующие, и они разделились на два лагеря - за Куруфинвэ и за Артанис. А еще он привел мне для разговора Лаурэльдэ, с которой обещал поговорить сам (спасибо, братец, я тебя тоже люблю). Я как раз собиралась за водой, она сказала, что ей тоже нужно, и увязалась за мной. Я решила, что любезничать с ней не буду, так как она нанесла мне оскорбление, которое я прощать без извинений не намерена, но выслушать - выслушаю.

Она спросила, не рассказать ли мне о том, как они жили на Куйвиэнен. Я бы с удовольствием послушала на эту тему Финвэ или Ольвэ, но от мысли, что сейчас в дебри прошлого понесет Лаурэльдэ - а о Водах Пробуждения можно было рассказывать так же долго, как, при желании, и жить на них - во мне нарастало раздражение. Я ей честно сказала, что мне не понятен ни смысл ее слов, ни их причина. Она ответила, что хотела бы, чтобы мы с ней смогли понять друг друга.

Если бы я тоже этого хотела, то у меня появилось бы занятие на долгие годы вперед. Понять Лаурэльдэ - значит продираться сквозь непролазные дебри ее самомнения и гордости собственным возрастом, пытаясь отыскать там настоящую ее - ту, которой нет смысла звучать убедительно или кому-то что-то доказывать. На ближайшее время у меня были другие планы, поэтому я просто слушала ее, изредка пресекая попытки отойти от сути.

Лаурэльдэ решила объяснить мне, чем я отличаюсь, по ее мнению, от достойнейших из Эльдар, в том числе от отца моего отца. По ее словам, порок мой - в нетерпении. Интересно, а она знает, что сама обладает эти пороком в великой мере? Я слушаю дальше, мысли мои текут неспешно параллельно мыслям Лаурэльдэ - я размышляю, как бы раскрутить тот клубок непонимания и обид, который так некстати родился на празднике. И вдруг Лаурэльдэ произносит фразу - единственную ценность, ради которой следовало вести с ней весь этот разговор - о том, что терпению нужно учиться у Валиэ Ниэнны. В этот момент реки наших мыслей пересеклись, и я поняла, что мне пора - пора в Валмар.

…Слова вычерчивали картину постепенно - сначала грубо и неточно, как рисунок мелом на шерстяном полотне, потом - четче, точнее и подробнее, и события прорисовывались, как стежки, сделанные тонкой яркой нитью. Я рассказывала Валиэ Ниэнне все, что меня беспокоило, стараясь ничего не утаить, показать со всех сторон мучивший меня клубок. вот он, главный вопрос, ради которого разматывался весь этот клубок, так старательно запутанный сегодня - я нашла его, для этого нужно было десять раз пересказать одно и то же, и десять раз задуматься над одним и тем же. Вот он - как золотой самородок, найденный среди гор перемытого и пересеянного песка - вопрос, ради которого я пришла к Валиэ: должна ли я что-то в себе изменить? Не перешла ли я ту грань, за которой моя гордость и нетерпение перестают быть моей индивидуальностью, специей к блюду, а становятся для него отравой?

Ниэнна говорит мне: ты увлеклась, думая о себе. Ты не даешь себе труда понять других. Ниэнна сказала: камни тоже живые. У меня как будто открылись глаза. Клубок стал стремительно разматываться, словно его катили с горы. Мысленно я сделала шаг - и оказалась на месте Куруфинвэ. Сейчас я смотрела на мир так, как, возможно, смотрел на него он. Он измыслил вещь, возможно - вещь великую. Он задумался, как он сможет воплотить свой замысел. Он - Мастер, и, размышляя над новым творением, еще не свершив его, он прикипел к нему. Он искал для него лучший материал, как мать выбирает все самое лучшее для своего ребенка. И вот, казалось, он нашел его - и я разрушаю его мечту.

Я все поняла, будто вставила недостающие стекляшки в мозаику. Ниэнна напоследок посоветовала мне пойти извиниться перед Куруфинвэ - она сказала, что он обязательно простит меня, но первой подойти нужно мне. Я уже знала, что придется идти, ведь такова была воля отца и Финвэ.

Я поблагодарила Валиэ и поспешила домой. В Тирион я даже не шла - я туда летела. По дороге я еще раз обдумывала все, что мне было сказано. Заодно попробовала еще раз мысленно прикоснуться ножницами к волосам - снова не вышло, но это было уже не так важно. Ниэнна была мудра - важнее пряди волос для Куруфинвэ было бы осознание того, что его понимают.

Тогда же я пошла к Куруфинвэ и извинилась. Я сказала ему, что хоть я все еще не могу исполнить его просьбу, мне жаль, что пришлось некрасиво отказать ему принародно, и принесла извинения за его загубленный замысел. Он принял их и попросил прощения сам. Я протянула ему руку:

- Мир?
- Мир, - Куруфинвэ сжал мою ладонь, и лицо его сделалось светлее.

Тумблер щелкнул. Для меня игра закончилась.

- Кел, ты хотела меня фотографировать. Может быть, сейчас?

Мысли с овощной грядки

Дорогие мои, хорошие, милые люди, всю дорогу пересказывавшие мне "Шибболет Феанора"! Поверьте, мне известно содержание этого текста, я читала его не один раз, и если мне и не хватает каких-то сведений, то они касаются скорее мотивации действий Артанис, а не их порядка, количества и качества. Артанис не читала Профессора, поэтому мотивация типа "так в книжке написано" мне, увы, не подходит.

Да, с Феанором вышло не по текстам. Но я ни о чем не жалею. В конце концов, любители первоисточника могут вспомнить, что Феанор приходил за прядью волос Артанис еще два раза. Мы еще поссоримся с тобой, Куруфинвэ, обязательно поссоримся! :)

Была выдвинута мысль о переигрывании той же самой игры на следующий год в Москве - не хочу сказать ничего плохого, тем более, не хочется оказаться дурным пророком, но до сих пор на моей памяти ни одной задуманной переигровки не состоялось.

Впрочем, почему бы и нет? Правда, думать на эту тему можно будет только после того, как игроки и мастера придут в себя из состояния овоща, в которое они скатились под конец воскресенья, вымотанные постановкой и разбором лагерей, переездом с полигона на полигон и всеми прочими радостями, этот процесс сопровождавшими. Но, как бы то ни было, я искренне желаю этому проекту осуществления и постараюсь сделать все, что мне подвластно, чтобы этому осуществлению поспособствовать.

А пока меня ждала прогулка по Невскому, кофе и пирожные и долгое обсуждение всего, что мы пережили в эти выходные. Для меня с недавних пор есть в Санкт-Петербурге большая любовь - это пицца в "Летнем саду" в пять часов утра по приезде, вроде нулевого завтрака, и прощальная чашечка кофе за полночь в кофейне "Идеальная чашка". Кажется, что город вежливо встречает и провожает меня. Я уезжаю с умиротворением в сердце и желанием вернуться. И из умиротворения рождаются эти строки.

Келебриан